Проект "Вервольф" - Страница 103

103

Гибкая тросточка с острым стальным наконечником просвистела в миллиметре от моего лица. Сванхильда оскалила белые зубки, приблизила ярко-красные губы к моей щеке и прошептала, горячо дыша в ухо:

— Всё шутишь, мальчик? Ну-ну! Я тоже умею шутить.

Резкая боль пронзила мочку уха. Я вскрикнул, инстинктивно дёрнулся и почувствовал, как по шее побежали тёплые струйки. Они стекали к воротнику рубашки, окрашивали ткань бурым и, просачиваясь глубже, скапливались липкой лужицей в подключичной ямке.

Всё так же улыбаясь, Сванхильда отступила на шаг, сплюнула окровавленный кусочек моей плоти на снег.

— С ума сошла? — заорал я, прижав пальцами рану и чувствуя, как по ним течёт кровь.

— А что тебе не понравилось, милый? — осклабилась баронесса. В уголках красивых глаз и у кончиков губ появились тоненькие морщинки. — Ты пошутил, я пошутила. Мы квиты.

— Ничего себе квиты! Я всего лишь поёрничал, а ты мне пол-уха откусила!

Сванхильда перестала улыбаться, покрутила тросточкой у меня перед носом.

— Иногда слово может ранить, а может и убить. — Она приставила кончик стека к моему подбородку, резко толкнула вверх. Острие воткнулось в кожу, чуть не пронзив её насквозь. — Первое ты уже испытал на себе, давай не будем доводить до второго. По крайней мере, пока это не входит в мои планы. Договорились?

— Да, — буркнул я, чувствуя нарастающее давление острия.

— Вот и славно.

Стальное шило сразу перестало давить. Сванхильда положила стек на ладонь так, чтобы я мог видеть окровавленный наконечник — видно, этим она хотела показать серьёзность своих намерений, — прошлась взад-вперёд, глядя под ноги, повернулась ко мне и заговорила. Уж очень ей хотелось похвастаться: какая она умная, как всё замечательно придумала и как устроила эту ловушку.

Устав от её болтовни, я стал украдкой глазеть по сторонам и чуть не уронил челюсть в снег, увидев эсэсовцев. То, что парни стояли неподвижно, меня не удивило. Немцы помешаны на дисциплине и не шевельнутся без команды. Поразило другое: отсутствие внешних признаков жизни. Проще говоря, я не заметил у них ни одного облачка изо рта. Сам-то я пыхтел, как паровоз, да и у Винкельшлиффер лицо регулярно пряталось за фатой из пара. А эти как будто превратились в восковые фигуры.

Уже потом, приглядевшись, я понял: баронесса каким-то образом изменила ход времени. Вокруг нас двоих она создала что-то вроде кокона, внутри которого четвёртое измерение мчалось галопом, тогда как за пределами поля оно шло прежним чередом. Разумеется, на мне это никак не сказалось, поэтому я не сразу разгадал загадку.

Ответ помогла найти попавшая в поле зрения ворона. Я заметил её краем глаза, когда слушал очередные излияния Винкельшлиффер. Отвлёкшись на несколько секунд, я повернул голову в ту сторону, где впервые увидел птицу. Она была на том же месте: неподвижно висела в воздухе с расправленными крыльями.

Это открытие меня настолько поразило, что я на время выпал из реальности. Пропустив часть монолога Сванхильды, я попросил её повторить, за что немедленно получил стеком по лицу. На левой щеке от глаза и до верхней губы мгновенно вспух багровый рубец. Боль была такая, что я чуть не выпрыгнул из сапог.

Баронесса наблюдала за мной с нескрываемым любопытством. Она даже подалась вперёд, так ей хотелось увидеть мои мучения.

Огромным усилием воли я подавил рвущийся на свободу крик. Вены на шее вздулись, кровь прилила к лицу, глаза набухли влагой, и мне пришлось изрядно постараться, чтобы не дать слезинкам упасть с ресниц.

— Я бы хотел ещё раз услышать эту историю, — сказал я сдавленным голосом, глядя на расплывающуюся фигуру баронессы.

Теперь пришла очередь Сванхильды покраснеть, как помидор. Она зарычала от злости, с треском переломила стек, нервно отшвырнула в сторону. Две палочки воткнулись в сугроб и теперь торчали оттуда антенной старинного телевизора.

— Наглец! — рявкнула она. — Как ты смеешь тратить моё время по пустякам. Не для того я ждала тысячи лет, чтобы распинаться здесь перед каким-то сопляком.

— Прекрасно! Тогда я могу идти. Прощай, баронесса! — я махнул рукой и повернулся, будто действительно хотел уйти. На самом деле у меня руки чесались задать ей хорошую трёпку за изуродованное ухо и испорченное лицо.

— Куда собрался? Стой! Ты ещё не выполнил предназначение!

А вот это что-то новенькое. Ни о чём подобном я раньше не слышал. Не, она, конечно, втирала мне, до того как огреть по лицу, о своём настоящем муже, о том, как он попал в заточение, из которого сможет выбраться при определённом стечении обстоятельств. О том, что эти обстоятельства складываются раз в три тысячи лет и что, мол, как раз сегодня тот самый день. В общем, обычное в таких случаях бла-бла-бла.

Интересно, а её муженёк знает о рогатом чуваке, с которым она предавалась любовным утехам в старинном замке?

Об этом я и спросил, на что получил ответ:

— Это и есть мой муж, болван!

Я так и остолбенел. Ну не укладывалось в моей голове, как такое возможно. Или во время тысячелетних заточений тоже разрешены свидания с родственниками?

Но окончательно меня добила Сванхильда. Вот уж не знаю, что на неё нашло. Ещё недавно она орала, что я трачу её драгоценное время, а теперь сама пустилась в объяснения. К чему бы это? Или она решила, что, если я узнаю подробности, от меня будет больше толку?

А может, всё дело в необъяснимой страсти злодеев поболтать с жертвой, перед тем как убить её? Ну надо же им похвастаться, рассказать о себе великих, а то ведь об их гениальности никто так и не узнает. А тут как хорошо: и душу можно излить благодарному слушателю и не бояться, что лишние сведения достигнут чужих ушей. Тайну-то жертва всё равно унесёт с собой в могилу.

103