В сумраке автомобиля шестью светло-желтыми полумесяцами светились шкалы на панели приборов. Теплились лампочки по краям цилиндров ноктовизора, чернели витки проводов, делая шофёра похожим на киборга.
«Мерседес» зарычал, под колёсами скрипнул снег, и мы покатили по ночному Берлину. Я представил, как водитель ориентируется в зеленоватых сумерках, проезжая мимо светлых домов и скелетов тёмных деревьев. Класс! Вот бы мне за рулём посидеть, всегда мечтал покататься на машине, глядя на дорогу через окуляры ПНВ.
Я еле удержался от печального вздоха, глянул в окно, за которым проносились чёрные силуэты городских зданий. Вскоре мне надоело пялиться в темноту, я сел прямо, откинулся на спинку сиденья и, под ровный рокот мотора, стал вспоминать всё, что узнал из тетрадей Валленштайна.
Итак, барон вернулся в тридцать восьмом из Тибета с таинственным обломком. Подробнее ознакомившись с находкой, он пришёл к выводу, что это осколок какого-то древнего артефакта, неизвестно как попавшего на Землю. Может, он прилетел из космоса миллионы лет назад, а может, проник сюда из иного измерения.
Полученная из этой штуки вакцина творила с живыми организмами чудеса, делала то, что мировая наука не смогла достичь и за десятилетия прогресса. Она давала человеку больше сил, многократно повышала устойчивость к огнестрельным ранениям, ускоряла регенерацию повреждённых тканей.
Побочным действием явилось радикальное изменение внешнего вида подопытных, поэтому и название у проекта «Вервольф», то есть оборотень. Наверное, люди и в самом деле принимали звериный облик, иначе как объяснить следы от когтей на полу лаборатории, крупнокалиберный пулемёт, клетки с бронестеклом и толстыми прутьями. Просто так принимать такие меры безопасности никто не будет.
Гитлер узнал об экспериментах барона и поручил ему создать универсальных солдат — так называемых убер-зольдатен — способных склонить чашу весов в глобальной войне на сторону Германии. То, что они выглядели не как люди, его не пугало, наоборот, в этом он видел сакральный смысл. Дескать, нелюди зачищают Землю от унтерменшев, освобождая жизненное пространство для избранных.
Всё! На этом первая тетрадь кончилась, а остальные я не то что прочитать, пролистать не успел. М-да, не густо. Одни общие фразы и никакой конкретики. Ладно, будем надеяться на русский авось, вдруг и на этот раз кривая вывезет.
Кортеж сбавил скорость, куда-то повернул и остановился, скрипнув тормозами. Я выглянул в окно. Мы стояли посреди белого, как хлопок, аэродрома, вдали хребтом диковинного зверя темнели верхушки каких-то деревьев. Метрах в двадцати отсюда неровными рядами высились тушки самолётов. В лунном свете они тускло блестели серебром, едва заметно покачивая крыльями. За ними виднелись купола ангаров и гребни крыш складских помещений.
На краю взлётного поля средневековой башней торчал цилиндр навигационной вышки. Жёлтые окна трапециевидной чаши ярко светились, щедро рассыпав вокруг колонны лепестки отражённого света. Рядом с каменной громадой жарился в лучах прожектора тонкий шест с ветровым конусом. Стоило ветру сменить направление, красно-белая «колбаса» тотчас поворачивалась в ту сторону и трепыхалась, будто хотела улететь за ним вслед.
— Значит, мы не поедем в резиденцию на машине? — спросил я, повернувшись к Максу.
— Нет, — бросил тот, глядя в кресло перед собой.
Прошло несколько минут. За это время мотоциклы из кортежа оставили «фюрерваген» в гордом одиночестве и куда-то уехали. Я подождал ещё немного и только решил спросить: когда будет наш самолёт? — как в землю ударили широкие столбы яркого света. Они били откуда-то сверху. Что-то тихо гудящее и огромное, как кашалот, зависло над нами.
Я прижался щекой к стеклу, но ничего не увидел, кроме алмазного блеска косо падавших с неба снежинок. Я решил высунуться в окно и уже взялся за ручку стеклоподъёмника, как щелчок пистолетного затвора отвлек меня от этой идеи.
— На вашем месте я бы этого не делал.
Я повернулся. Воронёный ствол «парабеллума» подрагивал на уровне моих глаз.
— Сидите спокойно, вам это видеть не положено. Если дадите слово, я уберу пистолет, в противном случае… — оберфюрер изобразил губами звук выстрела и посмотрел мимо меня, словно уже видел на стеклах и потолке расплескавшиеся мозги.
Я кивнул, медленно убрал руку от двери, положил на колено и уставился в перетянутый резиновыми ремнями затылок шофёра. Что-то ударилось о крышу, я вздрогнул, инстинктивно поднял глаза к потолку, но тут же опустил, опасаясь реакции соседа.
Над головой что-то загудело, и «мерседес» плавно поплыл вверх. Я не удержался, скосил глаза к окну. За тёмным стеклом разматывающимся рулоном бумаги ползла белая скатерть аэродрома с серыми крестиками самолётов. Яркий свет делил её на две неравные зоны, и чем выше поднималась машина, тем шире становилась тёмная часть.
В серой темноте, за ограниченным холмами деревьев периметром, угадывались серебристо-чёрные пики леса. За ним извилистой лентой застыла скованная льдом река. По далёкому берегу, совсем уж на пределе видимости, ползла яркая звёздочка, за которой тянулся хвост из жёлтеньких точек. По-видимому, там шла железная дорога и по ней сейчас, пыхтя, катился локомотив.
Я недолго любовался окрестностями воздушной гавани. В окне показались круглые отверстия шпангоутов, и «фюрерваген» нырнул в красноватый полумрак. Через несколько секунд под ногами что-то с лязгом захлопнулось, я ощутил толчок и почувствовал, как колёса встали на твёрдую поверхность.