За прошедшие после этого разговора два дня, я виделся с доктором всего один раз, когда заглянул в цех по выращиванию гельминтов. Он располагался в одном из промышленных корпусов, где стояло смонтированное, но не подключенное оборудование.
Пройдя мимо зачехлённых машин и станков, я завернул за угол, поднялся по лестнице на второй этаж. Здесь длинный коридор из железных стен с одинаковыми дверьми и огромными окнами под потолком упирался в приоткрытые металлические ворота красно-коричневого цвета. За ними что-то булькало, иногда раздавались громкие шлепки, словно кто-то швырял мокрую тряпку на пол.
Почти все окна в коридоре выглядели тёмными прямоугольниками, светились только три у самых ворот. Я пошёл туда, толкнул дверь с чёрными буквами «Лаборатория» на матовом стекле.
Кригер в белом халате колдовал возле штативов с химическими сосудами. В разномастных колбах, пробирках и ретортах бурлили какие-то химикалии, по скрученным кольцами стеклянным трубкам текли разноцветные жидкости и газы. На соседнем столе я заметил три банки с живыми гельминтами, они плавали в чистой воде и, как пиявки, прилипали к стеклу. Рядом ещё одна — пустая — препарированные черви лежали на мраморной доске тушками разделанных кальмаров.
Я пожелал доктору успехов, а сам вошёл в приоткрытые ворота. В огромном, тускло освещённом помещении с высоким потолком на сваях и бетонными стенами рядами тянулись круглые двадцатикубовые аквариумы на железных треногах. Внутри сосудов в мутной жидкости плавали паразиты. Они скручивались в кольца, свивались в спирали, сбивались в шевелящиеся клубки, производя те самые булькающие звуки. Иногда черви двигались настолько активно, что вода выплескивалась наружу и с громкими шлепками растекалась по цементному — с трещинами — полу. Судя по мокрым пятнам возле каждого инкубатора, жизнь в них бурлила в прямом смысле слова.
По центру зала шёл трубопровод, от которого к резервуарам отходили ответвления. Они поднимались внутри сваренных из уголков ферм и перегибались через край стеклянных ёмкостей. По этим трубам гельминты получали питание.
Я стал свидетелем такой кормёжки. В один из гигантских водоёмов с шумом хлынула бурая чача. По цвету, запаху и по виду процесса это напоминало сброс сточных вод в озеро.
Черви набросились на угощение. Они с жадностью поглощали вонючую жижу и даже устроили настоящее сражение за лакомые куски. Паразиты сильно бились о стенки аквариума. Каждый удар сопровождался глухим звуком, стекло дрожало. Я даже испугался, что оно не выдержит, но всё обошлось.
Какое-то время жижа ещё струячила в резервуар, но вскоре напор стих, с края склизкой от рыжего налёта трубы сорвались несколько капель, с громкими всхлипами разбились о расходившуюся кругами поверхность грязной воды. Обитатели ёмкости прижрали угощение и тоже успокоились, перейдя от безумных плясок к плавному скольжению в толще мутной жидкости.
На следующий день я поехал в Берлин. За прошедшую неделю я детально изучил фабрику, узнал уязвимые места комплекса и даже составил план штурма. Оставалось найти помощников.
Шофёр ждал меня возле «опеля». Я только появился на крыльце, а он уже взялся за хромированную ручку, но не открывал дверь, пока я не поравнялся с машиной: берёг тепло, не хотел доставлять начальнику неудобства.
Я сел в прогретый салон и задумался. Легко сказать, найти помощников. А где их взять, скажите, пожалуйста? Выйти на улицу с плакатом: ищу добровольцев для нападения на объект «Вервольф»?
Обдумывая различные варианты, я не заметил, как мы выехали за ворота периметра. Не видел, как машина покинула кратер и осторожно кралась по узкому серпантину, вообще не замечал, что творилось за окнами, пока моё внимание не привлёк сильный грохот. Я глянул в окно. Многотонная масса снега летела вниз по склону, гоня перед собой клубы искрящегося на солнце тумана.
Впереди, значительно обогнав лавину, катилась маленькая фигурка. Расстояние между ними быстро сокращалось, и до трагического финала оставались считанные минуты.
— Гони! — крикнул я, хлопнув шофёра по плечу.
Горный серпантин остался позади, и теперь перед нами лежала относительно безопасная дорога. Стихия нам не угрожала: шоссе проходило выше уровня долины, и тонны снега вряд ли могли преградить путь. Меня больше волновала судьба того человека, что изо всех сил играл со смертью вперегонки.
Снежный оползень стремительно пожирал оставшееся до жертвы расстояние, языки бежавшей перед ним пурги уже лизали спину безумца. Дорога проскочила плавный поворот и ближе прижалась к сцене, где начался последний акт трагедии. Теперь я лучше видел сумасброда, вернее сумасбродку, в красном свитере и синих штанах. Неприкрытые шапочкой янтарные волосы развевались широким шлейфом, соперничая по длине с полосатым шарфом.
За окнами грохотало, крупные горсти снежной крупы били в стекло. Иногда обзор закрывала белая пелена, но через краткий миг видимость возвращалась, и я снова замечал согнутую фигурку в нескольких метрах от безудержного вала.
Даже сквозь тряску машины ощущалось содрогание земли от проносившегося по ней тысячетонного экспресса. Находясь в относительной безопасности, я и то чувствовал страх и беспомощность перед стихией, представляю, что испытывала сейчас эта бедняжка, волею судеб оказавшаяся в западне.
Впереди лыжницу ждали два высоких скальных выступа. Они под углом торчали из снега и напоминали воронку с повёрнутым к лавине горлышком. Я замер в ожидании, происходящее напоминало какое-то безумное соревнование, где призом за победу являлась жизнь.