Поражённые стойкостью Макара Синцова мы пообещали деду — так за глаза мы прозвали Петровича — что, если наткнёмся на останки его бати, обязательно дадим знать.
Я зябко поёжился. С наступлением ночи заметно похолодало, и комары ещё больше активизировались, но, как известно, выход там, где вход. Дровишки из аккуратно уложенной стопки возле походного очага быстро решат эту проблему.
Как я и предполагал, чай в котелке порядком остыл. Ничего, подождём, ночь-то вся наша. Главное, завтра на раскопках не уснуть, а то Кабан с Жеребцом меня с потрохами сожрут. Так-то это я во всём виноват: не полез бы вчера в драку, мы бы сейчас у себя дома в кроватях спали.
Затухший было огонь живо накинулся на подброшенную пищу. Сухие дрова быстро разгорелись, снова стало тепло и уютно. Вскоре в подвешенном на треногу котелке запел нагревшийся чай, ещё немного — и он закипит.
Чтобы скоротать время, я подошёл к сваленной недалеко от костра куче трофеев, выбрал найденную мной пуговицу, подсел ближе к огню. Щёлкнув перочинным ножом, поскрёб налипший за десятилетия слой грязи.
Работа быстро продвигалась, я очистил находку от наростов и обомлел: в центре пуговицы скалился череп над скрещенными костями. Такие застёжки на мундирах носили эсэсовцы дивизии «Тотенкопф», но я прекрасно знал: дивизия СС «Мёртвая голова» никогда не воевала под Сталинградом. Интересно, кто этот чувак, чьи кости я раскопал сегодня?
И тут будто кто под локоть меня толкнул. Перед глазами так и встала найденная в лесу коробка. Само собой, я открыл её ещё на делянке, но ничего не нашёл, кроме стандартного набора солдата вермахта: трёх катушек истлевших ниток, десятка старых пуговиц и пучка ржавых иголок. Барахло, одним словом. Но что-то в этой коробочке мне показалось странным. Тогда мне разбираться было некогда, как говорится: война войной, а обед по расписанию. Зато теперь время есть.
Жестянка опять оказалась у меня в руках. Я подсел ближе к огню и внимательно осмотрел её со всех сторон. С одного боку заметил едва видимую линию тоньше человеческого волоса, подковырнул ножом…
Я так и знал! Коробка с сюрпризом оказалась. То-то я подумал: вещь вроде не маленькая, а места для швейных принадлежностей не так и много.
Поковырявшись ножом в образовавшейся щели, я наконец-то скинул крышку и увидел на дне потайного отделения записную книжку. Символика Аненербе на обложке из тиснёной кожи притягивала взгляд. Не уверен: на самом деле я услышал чей-то шёпот или мне показалось, но волосы у меня на голове зашевелились, а по спине пробежал холодок.
Я помедлил несколько секунд, сделал пару глубоких вдохов и вытряхнул книжку на ладонь. У меня дыхание перехватило, когда на задней корке я обнаружил будто бы нацарапанный иглой рисунок браслета. Весь в дырках разного размера и формы он походил на свёрнутую в полоску морскую пену. Прямо по центру из кружевных завитков проступал оскалившийся череп с «зонненрадом» на лбу. Со всех сторон к «солнечной свастике» на гребнях волн стремились маленькие мёртвые головы. Всего на браслете я насчитал тринадцать черепов. Странно. А почему не двенадцать или четырнадцать?
В глубине живота появилось знакомое щекотание: у меня всегда так бывает, когда я близок к разгадке, но ещё не нашёл ответа.
«Так, Саня, соберись. Ты знаешь ответ, знаешь, просто немного забыл. Давай, напрягись!»
Я растёр уши, сделал несколько вдохов по методике йоги. Всегда помогало и сейчас поможет.
Тринадцать… тринадцать… чёртова дюжина… это не просто так, в этом есть смысл. Тринадцать… Что у немцев было в таком количестве? Вспоминай, ну!
Может, тринадцать черепов по количеству дивизий СС? Нет, тех вроде бы больше было. А чего тогда? Тринадцать армий вермахта? Чушь! Тринадцать главных военачальников? Да ну, бред какой-то. Тринадцать рун? Точно! Тринадцать рун!
Значит, и браслетов тринадцать! И у каждого на лобном месте свой знак! Хорошо, но если так, то эти штуки принадлежали не простым наци, а шишкам рейха.
Я даже подпрыгнул на месте: надо вернуться на делянку и продолжить поиски. Может, там ещё что путное есть?
Я встал и сразу сел, ругая себя последними словами. Ну дятел, одним словом. Куда я собрался на ночь глядя, а? В лесу темень хоть глаз выколи, пальцы вытянутой руки не видно, а я раскопками заняться решил. Археолог хренов!
Ладно, как там нас сказки учат: утро вечера мудренее? Вот и я пойду спать… Да какое там. Разве сейчас уснёшь? Лучше ещё дровишек подкину да книжку полистаю.
Несколько поленьев упали в костёр, подняв в чёрное небо целый рой искр, огонь затрещал, жадно накинувшись на смолистую древесину. Светлое пятно стало шире, выхватив из темноты холмы палаток, жёлтый бок «жигулей» и первые ряды сосен, зато за ними ночь сгустилась ещё сильнее. Комары роились где-то посередине между светом и тьмой, вспомнился «Дозор» Лукьяненко с его «всем выйти из сумрака». Я усмехнулся, хлебнул из кружки остывшего чая.
Ну что — почитаем? Плотные пожелтевшие страницы за долгие годы слиплись, и мне стоило больших усилий отделить их друг от друга. Я старался не повредить бумагу, но всё-таки порвал несколько страниц. Жаль, конечно, да что поделаешь. Лишь бы записи смог разобрать, а то, получается, зря старинный документ испортил.
Я в школе немецкий изучал, да и в универе два года на него потратил. Хорошо понимаю беглую речь, читать и писать могу. Даст бог, узнаю на чью могилу нарвался.
За время, что я возился со слипшимися страницами, меня не покидала мысль: кому принадлежали остальные двенадцать браслетов, и кого мне повезло сегодня найти? А ещё мне было до чёртиков интересно, кто носил побрякушку со свастикой? Неужели Гитлер?! Ага! Тогда безделицу с «вольфсангелем» таскал сам Гиммлер, как оберег от действия тёмных сил. Зря он что ли Аненербе создавал? Следуя той же логике, армилла с руной «хагаль» была на руке у Геббельса. А что? Всё логично. Это руна непобедимой веры, а старина Йозеф как раз и занимался насаждением нацистской идеологии в немецкие умы.