Проект "Вервольф" - Страница 70

Я закимарил за рулём и чуть не врезался в фонарный столб. Меня встряхнул испуганный крик Марики. Открыв глаза за секунду до катастрофы, я резко дёрнул руль. Взвизгнув резиной, «хорьх» круто вильнул в сторону и пронёсся в опасной близости от чугунного светильника, напугав бродячего пса. Тот сразу перестал метить территорию и вывалил огромную кучу на бордюр.

Больше я так не рисковал, да и негде было: через пять минут мы выехали на залитую лунным светом Александерплац, а ещё через две остановились возле особняка.

Я поймал в овале зеркала взгляд васильковых глаз Марики.

— Выходи и жди меня на крыльце. Я поставлю машину за углом и вернусь.

Марика кивнула, щёлкнула замком двери. Я дождался, когда она выйдет, включил передачу и лихо, с заносом, развернулся: не смог устоять перед соблазном — выпендриться захотелось. Что ни говори, а женская красота страшная сила: на раз-два из любого мужика барана делает. Вот было бы здорово, если б обратный процесс шёл с такой же скоростью. Только вот я не знаю ни одного случая, когда бараны превращались в мужчин. А зря!

Припарковав «хорьх» за углом, я выскочил из салона и чуть ли не бегом вернулся к парадному входу. Марика ждала на крыльце, постукивая ботиночками друг о друга.

Звякнув ключами, я отпер тяжёлую дверь. Дом встретил нас тёмной прохладой и тишиной. Я пошарил по стене, щёлкнул выключателем и зажмурился от яркого света. Спустя секунду, приоткрыл один глаз, осмотрелся: в прихожей ничего не изменилось, все вещи на местах, значит, в моё отсутствие в доме никто не хозяйничал. Лучше, конечно, проверить детально и желательно начать с кабинета, но это потом. Сейчас надо помочь Марике раздеться, самому снять шинель, привести себя в порядок, перекусить. Нет. Сначала перекусить, а потом уже всё остальное. Думаю, Марика тоже не прочь поужинать. Я так и спросил, на что, естественно, получил утвердительный ответ.

Я повесил свою шинель и куртёшку Марики на рогатую вешалку в углу, помог девушке снять ботинки, сам скинул сапоги, взял из баронского кабинета канделябр и повёл гостью на кухню.

Мы шли внутри шара жёлтого света, пламя свечей колыхалось, и наши тени дрожали на стенах. Отзвуки шагов звенели под потолком, постепенно растворяясь в узорах лепнины. Боковым зрением я видел блики на красивом лице Марики, пляшущие огоньки в её глазах. Она всю дорогу вертела головой, охала да ахала, любуясь красотой интерьера, особенно притягательном при таком освещении.

На кухне я щёлкнул выключателем, и вся романтика сразу исчезла струйками дыма от задутых свечей. Марика села на стул, сложила ручки на коленях и стала наблюдать за мной.

А я уже вовсю хозяйничал: зажёг плиту, достал из холодильника окорок, масло, каретку с яйцами. Нарезал мясо тонкими ломтиками, кинул на шипящую сковороду, обжарил с двух сторон, влил туда десяток разболтанных яиц.

Пока готовился ужин, Марика нарезала толстыми кусками хлеб, положила в деревянную мисочку, поставила на стол. К тому времени, как я принёс тарелки с дымящейся яичницей, она уже схомячила один ломтик хлеба и принялась за другой. Я только поставил на стол тарелку, как она схватила вилку с ножом и жадно накинулась на еду.

— Не спеши, сейчас открою бутылку, и мы выпьем по бокалу вина.

Я с треском сорвал с горлышка защитную упаковку, вооружился штопором и с громким хлопком вытянул пробку.

— За что? — спросила Марика, накалывая на вилку кусочек жареного яйца.

Я так и застыл с пустым бокалом в одной руке и открытой бутылкой в другой.

— Да за что угодно. Хотя бы за счастливое бегство с фабрики.

— Вот именно — бегство. Мы с тобой сбежали, а сколько там хороших парней полегло? За это пить не хочу.

— Тогда за наше знакомство, мы ведь его так и не отметили.

— За знакомство? — Марика, хитро прищурившись, посмотрела на меня, чуть склонив голову на бок. — Ну, если твоё спасение от разъярённого Янека можно назвать знакомством, — я согласна.

Я быстро наполнил бокалы. Мы чокнулись. Марика лишь немного отпила и поставила бокал на стол, зато я осушил свой до дна и плеснул ещё. Пить очень хотелось, а это вино оказалось недурным на вкус и прекрасно утоляло жажду. Расправившись со второй порцией «Паласио де Монсалюд», я последовал примеру Марики и тоже набросился на еду.

Позднее, когда голод принял наши жертвы и, умиротворённый, отправился спать, мы взяли с собой бутылочку с бокалами и плавно перебазировались в кабинет Валленштайна. Там я разжёг в камине огонь, откинув кочергой в угол обгоревший бокс из-под киноплёнки, придвинул к очагу кресла.

Марика деликатно не заметила царивший повсюду бардак и примерно через полчаса спросила, где здесь можно «почистить пёрышки». Я отвёл её на второй этаж в просторную комнату в конце крыла: голубовато-серый кафель стен, мраморный пол, почти треть которого занимает ванна с бронзовыми ногами в виде крокодильих лап и торчащим из борта медным смесителем с крестообразными вентилями. Овальное зеркало в ажурной металлической оправе, под ним стеклянная полочка ломится от всяких баночек и тюбиков, рядом деревянная вешалка-стойка, на которой розовое махровое полотенце и женский халат.

Марика пустила воду, покрутила вентили, настраивая нужную температуру. При этом она подставила ладошку под тугую струю, отчего сверкающие брызги разлетались во все стороны.

Несколько капель попали мне на лицо. Я, как настоящий джентльмен, промолчал, закрыл за собой дверь и отправился в ванную комнату барона. Мне тоже хотелось смыть с себя грязь, пыль и пороховой нагар.