— А почему вы думаете, что я вам поверю? — спросил он, не поворачиваясь ко мне.
— Хотя бы потому, что вы с этого августа, по поручению Гиммлера, зондируете политические возможности сепаратного мира с Западом. Если с фюрером что-то случится до того, как вы договоритесь, — вам вряд ли удастся уцелеть при последующей делёжке власти: Канарис и Мюллер сожрут вас, бригадефюрер.
Выбросив единственный козырь, я поднял ставки в игре до максимума, одновременно лишив себя возможности отступления. Теперь оставалось дождаться ответного хода и уже тогда решить, что делать дальше. Хотя чего тут решать? И так всё понятно: если Шелленберг не поведётся на мой блеф, то Марике придёт конец, а я не смогу вернуться домой.
Молчание слишком затянулось. Бригадефюрер по-прежнему стоял ко мне спиной, делая вид, будто разглядывает что-то в окне. Я сверлил его затылок взглядом, чувствуя, как по спине катится капелька холодного пота.
«Нервы ни к чёрту. Вернусь в родное время — куплю успокоительное».
Начальник службы внешней разведки коротко кашлянул, повернулся ко мне — я сразу вскочил со стула — громко, с посвистыванием, втянул носом воздух и сказал скрипучим голосом:
— Это всё наглая ложь. Не знаю, откуда вы это взяли…
Я заметил, как бьётся у него под глазом синяя жилка, как едва уловимо подрагивают пальцы правой руки и выдал скороговоркой:
— Нет, бригадефюрер, это правда, как и всё, что я вам сказал до этого. Хотите знать, откуда мне это известно?
Шелленберг кивнул, и я продолжил:
— Я заглянул в будущее, когда лежал оглушённый взрывом в горах Баварии. Третий рейх рухнет в мае сорок пятого под натиском Красной Армии, англичан и американцев. Берлин превратится в развалины, а Гитлер трусливо покончит собой тридцатого апреля того же года. Победители жестоко разделят наш фатерлянд на части, миллионы немцев окажутся на грани голодной смерти, орды коммунистических варваров заполонят города и веси, будут грабить, жечь и убивать. Вы этого хотите?
Шелленберг помотал головой.
— Есть шанс всё исправить, но для этого надо остановить Сванхильду и заговорщиков. Если они вызовут демона с его ратью — весь мир погибнет, потому что с тварями из Инферно нельзя договориться. Они не остановятся, пока не превратят Землю в безжизненный камень.
Я облизнул пересохшие губы и продолжил с прежним напором:
— Другое дело, бригадефюрер, если вы поверите мне и выступите со мной заодно. Тогда вы сможете взять власть в свои руки и станете спасителем нации… да какое там — всего мира!
Шелленберг усмехнулся.
— Зря смеётесь. Я не преувеличиваю и я не сумасшедший. Понимаю, вам трудно в это поверить: какие-то демоны, магические браслеты и прочая чушь. — Я сокрушённо махнул рукой: — Эх! Да что я вам говорю. Если б вы хоть раз видели трансформацию человека в оборотня — вы бы так сейчас не улыбались.
— Простите, Валленштайн, я что-то не понял: к чему вы приплели сюда ваших вервольфов?
— Да к тому, что всё это из одной оперы, бригадефюрер! До того, как я нашёл этот проклятый артефакт, оборотни были легендой, персонажем народных страшилок, фольклором, если хотите. Зато сейчас они стали реальностью, и я сражался с некоторыми из них перед тем, как вернулся в Берлин. Вы знаете, что они сделали с населением Бергвизебурга?
Начальник шестого управления вскинул правую бровь. Похоже, это стало для него новостью.
— Они вырезали всех за несколько минут. Всех до единого! Стариков, женщин, детей. Всех! Понимаете?
Бригадефюрер несколько раз постучал носком правого сапога по полу, изучая меня взглядом, потом вернулся в кресло и положил на стол сцепленные в замок ладони.
— Но ведь вервольфы — это ваше изобретение, барон. Или я что-то неправильно понял?
— Вы всё правильно поняли, бригадефюрер, и я не снимаю с себя ответственности. Кровь этих несчастных отчасти лежит на мне, но это не я выпустил «зверушек» на волю. Это сделал Кригер по наущению Шпеера.
— Но зачем? Вы утверждаете, что портал находится где-то в Сталинграде. Так?
Я кивнул. Шелленберг задал новый вопрос:
— Для чего тогда устраивать резню в центре Германии, если основные события должны развернуться в России?
— Чтобы отвлечь внимание от своих действий на востоке. Пока здесь шум да дело из-за небывалого по жестокости преступления против мирного населения, они там, под шумок, распечатывают портал и обрушивают мир в хаос.
Я замолчал. С моей стороны все ходы сделаны, теперь дело за Шелленбергом. На чью сторону он встанет? Выдвинутая мной версия достаточно хлипкая, малейший анализ может развалить её, как карточный домик, да только вот свидетелей не осталось — кроме Сванхильды, её я в расчёт не беру, — и никто не может подтвердить или опровергнуть мои слова. За мою версию говорят разгромленная фабрика и мёртвый город, против — здравый смысл и полное неприятие оккультизма. С последним, слава богу, в Германии всё наоборот: тут всё руководство Третьего рейха напрочь помешано на мистике, заговорах и прочей чепухе.
Шелленберг снял трубку телефона, плотно прижал к уху и что-то сказал в дырочки микрофона. Через несколько секунд дверь открылась, на пороге возник рослый эсэсовец, проскользнул к шефу и склонился над ним. Я не разобрал слов, хоть и старался. Бригадефюрер говорил очень тихо, явно не желая, чтобы я уловил нить чужого разговора.
Выслушав приказания, немец удалился. Шеф СД-Аусланд посидел в кресле ещё несколько секунд, явно что-то обдумывая, затем встал, мягкой поступью хищника обогнул стол и приблизился ко мне.