Проект "Вервольф" - Страница 88

Он вернулся к диверсионной группе, а мы с Марикой побежали к «юнкерсу».

Первым делом мы вытащили из моторов брезентовые рукава. Они были тёплые на ощупь, значит, тепловую пушку выключили недавно. Что ж, одной проблемой меньше: не надо заботиться о прогреве, провернул стартеры — и готово.

Намотав рукава поверх стального кожуха с прорезями воздухозаборников, мы ухватились за дышло и попробовали сдвинуть тяжёлую установку с места. Размером со строительный пневмокомпрессор, она весила с полтонны, если не больше, и никак не хотела двигаться. Мы изрядно намучились, прежде чем до меня дошло, что под колёсами могут быть тормозные башмаки.

Я глянул вниз, мысленно наградил себя нелестными эпитетами, самыми безобидными из которых были «осёл» и «тупица», и выдернул упоры из-под колёс. Дела сразу пошли на лад. Ещё раз навалившись на теплопушку, мы сдвинули её на несколько метров в сторону, полностью освободив взлётную полосу.

За левым крылом самолёта в гофрированной обшивке виднелись две длинные вертикальные щели. Я нащупал ручку замка, распахнул дверь, вытащил из салона узкую лесенку и приставил к борту.

— Прошу вас, фройляйн, — сказал я, вытянув вперёд руку и склонившись в шутливом поклоне.

Опираясь на мою ладонь, Марика с грацией королевы взошла по трапу на борт самолёта. Я следом за ней оказался внутри «юнкерса». Сквозь прямоугольники иллюминаторов в салон транспортника просачивались бледные лучи ночного светила. В серых сумерках грузового отсека чёрными кубами высились какие-то ящики, вдоль бортов тускло поблёскивали алюминиевые дуги откидных скамеек.

Мы потопали в кабину пилотов. Узкая дверь была открыта, по бокам дверного проёма выступали трубчатые каркасы кресел, в просвете виднелись квадратные стёкла кокпита, под которыми мерцала кругляшками циферблатов широкая приборная доска: она опиралась на железную коробку с торчащими из прорезей рычагами, какими-то тумблерами и краниками на передней панели.

Я посторонился, пропуская Марику вперёд, указал на место бортмеханика:

— Садись.

Марика села в жёсткое кресло с меховой накидкой, поставила ноги на педали (в узком пространстве между бортом кабины и железным коробом их больше некуда деть), и сложила руки на коленях, не решаясь взяться за штурвал.

— Саня, мне страшно, — сказала она дрогнувшим голоском, — здесь так много всяких ручек, переключателей и приборчиков. Боюсь, у меня не получится.

— Не бойся, тут ничего сложного нет. К тому же самолётом буду управлять я, ты мне просто поможешь, когда я скажу. Поняла?

Марика схватила мою руку, прижала к щеке.

— Поняла, но мне всё равно страшно. А вдруг у нас ничего не получится?

— Всё у нас получится, — сказал я как можно мягче. — Смотри внимательно и запоминай.

Я наскоро стал объяснять Марике назначение приборов, показывая, что и в какой последовательности делать. До конца лекции оставалось совсем чуть-чуть, когда грохнули первые взрывы, и на месте нескольких истребителей взметнулись огненные грибы. Чуть позже недалеко он нашего «юнкерса» рванули три или четыре бомбардировщика.

От яркого зарева на взлётном поле стало светло как днём. К тому же освещения добавили вспыхнувшие прожекторы: одни зашарили по аэродрому, другие пронзили небо белыми спицами.

Оглушительно завыли сирены, послышался сухой треск автоматных очередей, хриплый лай собак и крики людей. Длинные пунктиры трассеров вспороли облака, из которых сразу посыпался редкий снежок.

Я плюхнулся в кресло пилота, чуть не треснувшись коленкой о стойку штурвала, с удивительной для закоченевших пальцев лёгкостью быстро защёлкал тумблерами, подавая питание в бортовую сеть, и с воплем: «От винта!» завёл двигатели.

Достаточно прогретые, они запустились с пол-оборота, кабина тут же наполнилась шумом и гудением. Держа одну ладонь на штурвале, я положил вторую на рычаг управления закрылками, передвинул на отметку «угол 25» и стал ждать, когда приборы покажут нормальные для взлёта температуру и давление техжидкостей.

«Юнкерс» рычал, как зверь, мелкая дрожь пробегала по корпусу от двигателей до хвоста, заставляя вибрировать и наши тела. За грохотом моторов я не слышал выстрелов, но знал, что на аэродроме идёт настоящая война.

Масло нагрелось до нужной температуры, движки работали, как часы, а Дитер всё не появлялся. В общем-то, в России он мне не нужен, свою задачу он выполнил, а вот я рискую остаться здесь навсегда, если и дальше буду его ждать.

Я наклонился к Марике, крикнул, что скоро вернусь, а сам отправился втянуть трап и закрыть дверь.

Где-то не территории авиапарка грохнули взрывы, и ещё несколько самолётов превратились в пылающие обломки, добавив ярких красок ночной иллюминации.

Я добрался до двери, затащил лестницу в фюзеляж и только пристегнул её зажимами к стенке, как вспомнил о страховочном фале — я заметил его, когда мы скручивали брезентовые рукава теплопушки — одним концом он был привязан к хвостовому колесу, а другим цеплялся к стопорному кольцу в бетоне.

Спрыгнув на землю, я бросился к хвосту. Усиленный двигателями ветер трепал одежду и всё время норовил свалить меня с ног, пока я возился с тросом. Пальцы примерзали к железу, я содрал на них кожу в кровь, прежде чем отстегнул карабин от стойки колёсной опоры.

Пока я возился со страховкой, появился Дитер. Я ничего не слышал из-за оглушительного рёва моторов и если б не он, точно словил бы пулю. Дитер заметил бегущих к «юнкерсу» охранников раньше, чем те увидели меня, и высадил по ним весь магазин.