Проект "Вервольф" - Страница 9

Не откладывая дело в долгий ящик, я тщательно обследовал стену. Самый настоящий камень, будь он неладен, холодный и мокрый. Стоп! Я же босой. Почему я ногами ничего не чувствую?

Стоило об этом подумать, как подошвы ног тут же ощутили холодную сырость пола. Значит, если я дам установку, что со всей силы бью по прочной стене, то могу и руку повредить?

Охваченный азартом открытий я решил попробовать. Разумеется, дубасить со всей дури не стал, так, стукнул чуть-чуть, но и этого хватило, чтобы заныли костяшки пальцев.

Вот оно как! Тогда новый уровень эксперимента: стена не твёрже плотного поролона. Я стукнул чуть сильнее, чем в прошлый раз, и ощутил упругое сопротивление. Не железобетонную твердь, как раньше, а просто упругое сопротивление в меру мягкого материала.

Ничего себе заявочки, да? Тогда как понимать результаты щипков? Вон до сих пор следы на коже остались. Да никак! Я это всё вообразил. А что если моя рука и не моя вовсе, а манекена? Или нет — протез!

Я поставил себе эту установку, ущипнул и ничего не почувствовал. Хотя нет, не так. Я всё ощущал, но другой рукой. Та, о которой я вообразил, что это протез, никак не реагировала на сигналы.

А-бал-деть! Так где я всё-таки: во сне или в иной реальности? А может, братья Вачовски правы и все мы находимся внутри матрицы? Ага! Тогда я Нео, а сейчас в камеру войдёт Морфеус и предложит на выбор две пилюли: красную и синюю.

Я только об этом подумал, как дверной замок со скрипом провернулся, заскрежетали плохо смазанные петли, дверь отворилась, и на пороге возник… Штирлиц.

Не, я в натуре офигел. В мою клетушку реально вошёл человек на лицо один в один Вячеслав Тихонов в роли непобедимого разведчика и в такой же черной эсэсовской форме. Привет Хьюго Боссу — я от него тащусь! Классный прикид придумал чувак, мог бы больше ничего не создавать и так уже на века вошёл в историю.

Ну вот, значит, стоим мы друг напротив друга, молчим, глазами, как сканерами, чуть ли не до позвоночника просвечиваем, а в голове у меня голосом Кобзона так и крутится: «Я прошу, хоть ненадолго, грусть моя, ты покинь меня…».

Эсэсовец на меня посмотрел, глаз один чуть прищурил и говорит:

— Встать, сволочь, когда к тебе герр барон обращается!

А я обалдевший такой, глазами хлопаю, понять не могу: на каком языке он со мной разговаривает? Форма эсэсовская, значит, и говорить должен по-немецки, тогда почему я всё понимаю? Вернее, понять-то я и так пойму, язык Гёте и Шиллера неплохо знаю. Речь о другом: когда с тобой говорят на родном языке, ты воспринимаешь информацию с ходу, а вот если обращаются на иностранном, пусть и хорошо тебе известном, всё равно какие-то миллисекунды уходят на перевод и осмысление. В моём случае никакой задержки в понимании фразы не было, вот я и завис немного.

К тому же недавние эксперименты убедили меня в нереальности происходящего. Где это видано, чтобы вещи могли сами по себе появляться из воздуха, материал стен менять плотность, а камни пола температуру? Конечно, такого не бывает. Выходит, я либо сплю… но тогда как я могу чувствовать боль от щипков и ударов по камням? Когда дерёшься во сне — ничего не чувствуешь. Там ведь как бывает: бежишь — и не можешь убежать, сражаешься с кем-то, а движения медленные, как в режиме замедленной съёмки. Только полёты обладают эффектом подлинности, да и то вызывают справедливые сомнения: ну не может человек летать, как птица, не дано это ему от рождения, хоть тресни! Остаётся второй вариант, наиболее вероятный: я стал участником какого-то проекта. А что? Вдруг я обладаю уникальными способностями? Я, конечно, в ураган не попадал, паук меня не кусал, да и родители у меня с планеты Земля, а не как у Кларка Кента с Криптона, но это объяснение хоть как-то похоже на правду.

Процесс психоанализа занял от силы секунд пятнадцать-двадцать, не больше. Всё это время я стоял, как истукан, и с глупым видом пялился на немца. Видимо, баронская натура не привыкла к такой реакции, лицо нациста перекосила злобная гримаса:

— Вставай, русиш партизанен! Юбельрихенд шайзе! — В воздухе коротко свистнул кавалерийский стек, и в следующий миг щека вспыхнула от резкой боли. — Барон Отто Ульрих фон Валленштайн заставит тебя слушаться, унрайнлих швайне!

И снова свист воздуха, и опять обжигающий удар, но уже по другой щеке. Я зашипел, дёрнулся, а в голове будто рубильник щёлкнул: я вспомнил лес, записную книжку из коробочки, где этот Валленштайн писал мелким, как бисер, почерком.

Так вот что со мной произошло: я каким-то образом оказался в двадцатом веке и попал в лапы к этому немцу! Но откуда тогда взялась кружка с водой и горбушка хлеба, и почему так странно менялась плотность стен? А если я попал не в лапы к немцу, а в голову?

Точно!

Всё сразу встало на свои места: и непонятная материализация предметов из воздуха, и моя реакция на ментальные установки. Получается, каким-то загадочным образом моё сознание отделилось от непонятно где сейчас находящегося физического тела и столкнулось с сознанием Валленштайна. Поскольку из его дневника я узнал, что он был эсэсовцем, то мой разум сразу представил барона в виде Штирлица.

Ну что ж, вполне объяснимо, ведь Отто не удосужился оставить автопортрет на страницах записной книжки, а потому я не мог знать, как на самом деле он выглядел.

Ну, хоть что-то стало понятно. Ещё бы выяснить, где находится моё тело. Хотя, чего там выяснять? В лесу, наверное, возле костра сидит, смотрит на огонь пустыми глазами… или лежит без сознания, ведь оно, сознание, на десятки лет назад перенеслось.