Тем временем оргия набирала обороты. Тварь бросила жену Валленштайна на жертвенник и под исступленные вопли чернокнижников овладела ею со звериной жестокостью.
Но, похоже, Винкельшлиффер это нравилось. Обняв ногами мускулистый торс, она крепко держала монстра за рога и двигалась в такт вместе с ним, постанывая от удовольствия. Её глаза были закрыты, губы искусаны до крови, на теле блестели капельки пота.
Чудовище с мордой летучей мыши двигалось всё быстрее, по спине, покрытой коричневой шерстью, пробегали волны наслаждения, а из уродливой пасти вырывались какие-то хрипы.
От острых когтей на груди и животе Сванхильды остались багровые следы, на которых выступили гранатовые зёрнышки крови. Монстр слизал их длинным языком, потом просунул его в рот любовнице и припал к нему уродливыми наростами, что были у него вместо губ. Омерзительный поцелуй длился долго. Наконец Сванхильда оторвалась от любовника и с громким всхлипом сделала глубокий вдох. Козлоногий не стал ждать, когда она отдышится, и снова засунул язык в её рот. Теперь он значительно увеличился в размерах и напоминал вздыбленное естество.
На этот раз поцелуй сильно смахивал на оральный секс, причём язык так глубоко проникал в горло жены Валленштайна, что та хрипела, а на глазах у неё выступили слёзы.
Ритуал подходил к логическому концу. Движения чудища ускорились, женщина тоже быстрее задвигала бёдрами. Адепты перестали выкрикивать отдельные слова и фразы, а просто выли что-то однообразное.
Оргазм настиг обоих любовников одновременно. Сванхильда забилась в конвульсиях и закричала, мощные ягодицы чудовища напряглись, оно ещё глубже вонзило живое копье в лоно жрицы, запрокинуло голову и ответило ей трубным рёвом.
В этот миг тучи над алтарём ускорили хоровод, образовав небольшой смерч, из которого вырвалась ослепительная молния и с оглушительным треском ударила в артефакт. Камень вспыхнул, как магний в лоточке фотографа, с грохотом развалился на мелкие кусочки и вместе с чудовищем мгновенно исчез.
Святотатцы и Сванхильда без чувств повалились на пол. Немного погодя на левом запястье женщины появилось серебристое пятнышко, похожее на лужицу расплавленного металла. По сверкающей глади побежали волны, заставляя пятно расти в размерах и вскоре оно полностью обхватило руку. После этого волны не исчезли, наоборот, они стали ещё сильнее, и блестящая поверхность покрылась буграми, из которых проступили черепа: двенадцать маленьких и один крупный с «зонненрадом» посреди выпуклого лба.
«Вот он мой обратный билет! Другого шанса не будет!» — подумал я, сделал шаг к неподвижным телам и замер от громкого эха. Когда последний отзвук затерялся среди колонн, я продвинулся ещё на пару шагов и снова застыл, как изваяние.
Эхо дразнилось, щекотало нервы, нагоняло дрожь, заставляя поверить, что я здесь не один, пока окончательно не растворилось в сгустившейся тьме.
Я воровато оглянулся. Мне казалось: за мной настороженно следят чьи-то глаза, чьи-то чуткие уши ловят каждый шорох и даже слышат торопливый стук моего сердца. Задержав дыхание, я внимательно вслушивался в тишину. Рогатый демон исчез, но мрак остался. Горящие чадным пламенем светильники отогнали его от алтаря, но не могли полностью справиться с ним.
Я приблизился к обнажённой Сванхильде. На её лице застыла маска недавно пережитого блаженства, а поза, в которой она лежала, была настолько бесстыдна, что я невольно прикрыл ладонью глаза.
Скажу честно: я не ханжа, но подсматривать за спящими, особенно, когда они без одежды, — не в моём стиле. Да и намного приятнее видеть женщину полуприкрытой невесомой полупрозрачной тканью, чтобы воображение дорисовало подробности, чем лицезреть их в самом что ни на есть распутном виде.
Я осторожно прикоснулся к браслету, хотел снять его, как вдруг сзади раздался какой-то шорох и быстрое цоканье когтей. Резко выпрямившись, я оглянулся: узкая полоска света трепещет, как и сердце в моей груди, за ней шевелится липкая тьма. Смахнув со лба холодный пот, я несколько раз глубоко вдохнул и снова потянулся за украшением.
Шорох и цоканье повторились, на этот раз гораздо ближе и с разных сторон. В темноте раздались свистящие голоса, будто сотни змей собрались в храме со всей округи и перешёптываются между собой. У меня волосы на голове встали дыбом, спину продрал мороз, кожа покрылась пупырышками. Губы непроизвольно зашевелились, произнося какое-то заклинание, пальцы левой руки сложились особенным образом, из горла вырвался лающий звук, и от меня во все стороны хлынула волна белого пламени.
Холодный магический огонь на пару секунд выхватил из тьмы оживших демонов. Большая часть средневековых монстров ещё отходила от долгого сна: их движения были замедлены, покрытые трещинами пласты камня отваливались струпьями от чёрного тела и кожистых крыльев. Те, что уже пришли в себя, быстро перебирали когтистыми лапами, спускаясь по колоннам головой вниз.
Твари пронзительно закричали, распахнули перепончатые крылья и ринулись в атаку. Я на полном автомате совершил какие-то пассы руками и швырнул в нечисть огненные шары. Один из фаерболов угодил в близко подлетевшее ко мне чудище. С треском вспыхнула шерсть, запахло палёным мясом, а монстра, с обожжённым боком и пробитым крылом, отшвырнуло далеко в сторону.
Ещё одна острозубая пасть мелькнула в сантиметре передо мной, в лицо омерзительно пахнуло тухлятиной. Я увернулся и тут же послал сгусток энергии в змееподобное тело с короткими лапами, драконьей головой и пронизанными ниточками сосудов кожистыми крыльями. Горгулья вспыхнула, с дымным следом спикировала на пол и догорала там, корчась и пронзительно вопя, пока не сдохла.